Из сказанного видно, что ни издание 1842 г., ни издание 1855 г. не могут быть положены в основу выработки канонического текста повести, так как они засорены посторонними редакторскими исправлениями. В основу должен быть положен текст, подготовленный к изданию самим Гоголем в 1842 г., т. е. текст автографа (РК1); недостающие места следует взять из писарской копии, куда они переписывались с исправленного экземпляра «Миргорода» (в нескольких случаях текст брался из «Миргорода» без изменений и таким образом может быть проверен непосредственно по изданию «Миргорода»). Лишь в следующих случаях мы отступаем от рукописи, исправляя предполагаемые описки или восполняя пропуски:
Стр. 70, строка 19: скрылся в толпе (РК1, РМ2: в толпы).
Стр. 70, строка 20: Прикажете (РК1, РМ2: Прикажите).
Стр. 87, строка 16: не распознавая (РК1, РМ2: не распозная).
Стр. 87, строка 17: голубка не видя ястреба (РК1, РМ2 «ястреба» нет).
Стр. 95, строка 12: огнем от лампады (РК, РМ2, П: огнем от лампы; принимаем чтение Тр, не имея уверенности, что «лампы» — не описка).
Стр. 96, строка 17: два молодые клирошанина в лиловых мантиях (РК1, РМ2: клироса).
Стр. 100, строка 30: лампада (РК1, РМ2, П: лампа).
Стр. 104, строка 13: сжав белоснежными зубами свою прекрасную нижнюю губу (РК1, РМ2 «губу» нет).
Стр. 104, строка 15: чтобы он не видел (РК1, РК2 «он» нет).
Стр. 134, строка 28: родившим его (РК1, РМ2: их).
Стр. 158, строка 25: порядочное количество гайдуков (РК1, РМ2, М — «гайдуков» нет; восстанавливается по РЛ1).
Стремясь восстановить в нашем издании текст «Тараса Бульбы» в том виде, как он появился у самого Гоголя в результате долгой и сложной работы, мы не считаем возможным ввести в основной текст и поправки издания 1855 г. К соображениям, высказанным выше (случайность поправок, стилевая направленность многих из них, отличная от всего текста повести, незаконченность поправок, неполная автентичность их), можно добавить еще одно соображение. Поправки Гоголя были сделаны в расчете на текст издания 1842 г. и, повидимому, имели в виду несколько сгладить редакторский произвол Прокоповича; в ряде случаев их просто невозможно отделить от текста издания 1842 г. На некоторых примерах это видно особенно убедительно. В РК1 Гоголь пишет о стенах (в осажденном городе), косвенно перекрещенных «деревянными же связями». Переписчик прочел последнее слово, как «сваями»; это чтение было удержано и Прокоповичем. В издании 1855 г. Гоголь исправил его на «брусьями». В фразе: «Гущина звезд, составлявшая млечный путь, косвенным поясом переходившая небо», слово «косвенным» не было разобрано переписчиком и из издания 1842 г. выпало; Прокопович исправил «небо» на «по небу», а Гоголь изменил «гущину» на «густоту» и после «путь» вставил союз «и». Отбрасывая поправки Прокоповича, но сохраняя сделанные в расчете на них гоголевские поправки, мы создали бы новые, несуществовавшие в действительности варианты, то есть новые искажения гоголевского текста.
III
Приступая к «Тарасу Бульбе», Гоголь имел за собою ряд попыток создания исторической повести и даже романа. И «Страшная месть» и «Гетьман» написаны на тему казацко-польских войн. В самом облике украинского магната и полководца Данила Бурульбаша можно обнаружить черты, впоследствии развитые Гоголем в облике Тараса. Правда, собственно исторический элемент играет в обеих повестях второстепенную, подчиненную роль. В «Страшной мести» отдельные исторические детали совершенно заслонены легендарно-сказочною основою повести и лишь кое-где неясно намекают на какие-то исторические события (ср., например, в начале повести: «Приехал на гнедом коне своем и запорожец Микитка прямо с разгульной попойки с Перешляя поля, где поил он семь дней и семь ночей королевских шляхтичей красным вином»); в сохранившихся отрывках романа «Гетьман» исторический фон лишь намечен. Но в отрывках «Гетьмана» видно уже стремление автора к историческому бытописанию. «Гетьман» творчески связан с «Тарасом Бульбой», и отдельные детали воспринимаются как предварительные наброски позднейшей повести. В «Гетьмане» мы встретим и прообраз будущего описания усадьбы Бульбы, и детальное описание угнетения православных крестьян евреями-арендаторами, и ряд запорожских типов, экскизных набросков того собирательного типа запорожца, который впоследствии также был развернут в гоголевской повести. Даже историческая датировка событий «Гетьмана», — насколько можно судить по сохранившимся отрывкам, совпадает с авторской хронологией событий «Тараса Бульбы».
Что касается исторической основы «Тараса Бульбы», то следует иметь в виду большую неопределенность сообщаемых в ней самим Гоголем хронологических данных. В начале повести он говорит о Тарасе как об одном из характеров, «которые могли только возникнуть в грубый XV век» (46); несколько дальше, однако, упоминается уже XVI век. Указание на возникновение характеров, подобных Бульбе в XV веке еще не означает датировки действия XV веком; существеннее другое: ряд данных (обучение сыновей Бульбы в Киевской Академии, гетман Николай Потоцкий, Остряница) заставляет относить действие не к XVI, а к половине XVII века. И. М. Каманин видел в самом Тарасе Бульбе некоторые черты исторического Богдана Хмельницкого (у которого два сына были убиты поляками), а в словах Гоголя: «Тарас гулял по всей Польше со своим полком .... и уже доходил до Кракова» — прямое указание на войны времен Хмельницкого, когда некоторые полковники (Богун, Перебийнос) действительно были почти совершенно независимыми в своих действиях. Ко времени Хмельницкого повесть Гоголя может быть приурочена и по изображению неудачной осады Дубна (до того времени летописи не дают никаких сведений об осаде города запорожцами).
Но связывать личность Тараса с каким-либо определенным историческим лицом не обязательно. Гоголь, очевидно, и не стремился к портретному и биографическому сходству, предпочитая дать собирательный образ казацкого героя. С неменьшим основанием можно было бы, например, отыскивать в Тарасе Бульбе черты «гетьмана Тараса», — Тараса Федоровича Трясила, предводителя восстания реестровых казаков (1630 г.), разбившего на голову польское коронное войско во главе с Конецпольским. Столь же необязательно и точное хронологическое приурочение событий «Тараса Бульбы», поскольку и сам Гоголь, очевидно, не заботился о хронологической точности.
В конце февраля или в начале марта 1834 г. Гоголь получил от молодого харьковского ученого И. И. Срезневского первые два выпуска «Запорожской Старины» — собрания украинских исторических песен (дум) и преданий. В своем ответном письме к Срезневскому Гоголь формулировал свой взгляд на современное состояние источников для украинской истории, которою в то время он усердно занимался: «Вы сделали мне важную услугу изданием „Запорожской Старины“», — писал Гоголь (6 марта 1834 г). «Где выкопали вы столько сокровищ? Все думы, и особенно повести бандуристов, ослепительно хороши. Из них только пять были мне известны прежде, прочие были для меня все — новость! Я к нашим летописям охладел, напрасно силясь в них отыскать то, что хотел бы отыскать. Нигде ничего о том времени, которое должно бы быть богаче всех событиями»... Только Конисского (т. е. «Историю Русов») выделял Гоголь из общей массы, ибо Конисский «выхватил хоть горсть преданий и знал, о чем он пишет». Мысль, выраженная Гоголем, о народных песнях как живой иллюстрации бытовой (а отчасти и политической) истории, была развита Гоголем в статье «О малороссийских песнях», включенной в «Арабески».
Итак, две группы источников своих исторических увлечений отмечает Гоголь: с одной стороны, летописные и мемуарные источники, дававшие ему фактические исторические сведения, с другой — народные песни, помогавшие ему усвоить и осознать «дух века» и «быт народа». Обе эти группы источников нашли свое отражение и в «Тарасе Бульбе».
В приведенном письме к Срезневскому, говоря о собственно исторических источниках, Гоголь просит своего корреспондента сообщить ему выписки из рукописных летописей, прибавляя: «Печатные есть у меня почти все те, которыми пользовался Бантыш-Каменский»; перед тем он упоминает о «летописях Конисского, Шафонского, Ригельмана» и замечает, что из летописей, названных в «Запорожской Старине», ему неизвестны лишь две. Ознакомление с библиографическими сведениями в трудах Д. Н. Бантыша-Каменского («История Малой России», ч. I; мы пользовались изд. 3-м, М., 1842, стр. XI—XXIV) и И. И. Срезневского («Запорожская Старина», ч. II, Харьков, 1833, стр. 9—12) убеждает во всяком случае в том, что часть этих источников если и была известна Гоголю, то в «Тарасе Бульбе» никак не была использована. Так например, в гоголевской повести нет непосредственных отражений чтения «Летописца Малой России» Ф. Туманского или «Исторического известия о возникшей в Польше унии» Н. Бантыша-Каменского, на чем настаивают Н. С. Тихонравов, И. М. Каманин, С. Родзевич и др. Н. С. Тихонравов указывает, например (Соч., 10 изд., т. I, стр. 570), что именно у Туманского («Российский Магазин», 1793, кн. II, стр. 39) мог прочитать Гоголь ответ казаков султану, пожелавшему знать о числе их: «Кто их знает! У нас их раскидано по всему степу: что байрак, то козак». Однако с этим же ответом (и притом в форме, более близкой к гоголевской), Гоголь мог познакомиться по менее редкой и несомненно читавшейся им «Запорожской Старине» (ч. I, вып. 2, стр. 23).
Из исторических источников наиболее значительными и реально ощутимыми в первой редакции «Тараса Бульбы» были две книги: «История Русов или Малой России», приписывавшаяся архиепископу Белорусскому Георгию Конисскому (1718—1795), но составленная, повидимому, Григорием Андреевичем Полетикою (1725—1734) или его сыном Василием (в конце XVIII или начале XIX в.), и «Описание Украйны» Боплана (СПб, 1832).
«История Русов» была опубликована лишь в 1846 г., но до того в течение нескольких десятилетий ходила по рукам в большом количестве списков. Эта книга пользовалась громадной популярностью среди украинских читателей (см. напр. Kohl, Reisen im Inneren von Russland und Polen, 1841, II, 321 и др.). Широкая популярность «Истории Русов» выходила и далеко за пределы Украины (вспомним, что «Историей Русов» в начале 30-х годов интересовался и Пушкин, посвятивший ей статью в «Современнике» и подготовлявший на основании ее свои заметки по истории Украины). Гоголь, очевидно, был знаком с одним из ее многочисленных списков. |
