Ночь перед Рождеством
I
Рукопись «Ночи перед Рождеством» находится в составе гоголевской тетради РМ4 по нашему шифру (№3231 по инвентарю Публичной библиотеки Союза ССР им. В.И.Ленина; по обозначению Тихонравова — РА2). Тетрадь эта заключает в себе также рукописные тексты «Портрета», «Невского проспекта», «Записок сумасшедшего» и ряда статей, вошедших в «Арабески». «Ночь перед Рождеством» занимает здесь листы 87—131 (основная часть текста) и 132—133 (позднейшие приписки). Положение в тетради не дает данных для датировки повести, и предельной датой работы над «Ночью перед Рождеством» остается дата цензурного разрешения второй части «Вечеров», то есть 31 января 1832г.; очевидно, к концу 1831г. или даже началу 1832 относятся позднейшие приписки (на лл. 132—133). Основной текст повести может относиться и к более раннему времени: Тихонравов по данным почерка допускал даже, что он относится к 1830 году (Соч., 10 изд., I, стр.542). Необходимо согласиться с заключением Тихонравова, что «повесть была вписана автором в эту записную книгу ранее всех предшествующих ей набросков», а также, что «повесть прямо вписана была в книгу, а не переписана в нее с чернового оригинала»: на это указывают первичные поправки текста, а также ряд замен на ходу письма (там же, стр.550—551). В первичной стадии работы больших изменений не делалось. Один только небольшой эпизод (о забавах парубков и девушек, стр.220, 25) перенесен в другое место: первоначально об этих забавах рассказывалось после сцены в хате Оксаны.
Значительно более перерабатывалась вторая часть повести (от приезда Вакулы в Петербург). Переделке в позднейших приписках на лл. 132—133 подверглась сцена приема запорожцев во дворце; причем пространная жалоба запорожцев («Помилуй, мамо» и т.д.), а также разговор Екатерины с Фонвизиным — переписаны в этих приписках впервые.<1>
В наборный экземпляр попали некоторые случайные чтения, объясняемые, вероятно, рассеянностью переписчика. Так, например, в словах «картина намалеванная на стене церковной» (стр.203, 28) Гоголь зачеркнул только последнее слово и тут же написал новый вариант «на церковной стене». Получилось: «на стене церковной стене»; в печатном тексте: «на стене церковной». Подобный же случай в фразе «Пономарь сделал себе нанковые на лето нанковые шаровары», в печати «нанковые на лето шаровары» (стр.204, 27). Считаем оба эти чтения случайными и берем в текст последний рукописный вариант.
В первоначальной характеристике Фонвизина было сказано: «устремив глаза на стоявшего подалее от других средних лет человека, с полным, но несколько бледным лицом» и т.д. Слова «средних лет человека» были, очевидно, пропущены при переписке; нет их и в изданиях 1832 и 1836гг. В издании 1842г. Прокопович добавил «господина», и эту добавку удержали и последующие редакторы; очевидно, нужно в этом, как и в предыдущих случаях, вернуться к чтению рукописи.
Несколько сложнее следующие случаи искажения текста:
1) В эпизоде прибытия Вакулы в Петербург (стр.232, 28) в рукописи было сначала: «когда малейший стук копыт коня отзывается громом и отдается по несколько раз». Затем всё это место было переделано так: «Звук колеса, копыт коня отдается с четырех сторон». Затем это место вновь переделано, но в печати появилось с искажениями в обоих изданиях:
в ВД1: копыт коня, звук колеса отзываются громом и отдаются с четырех сторон
в ВД2: копыт коня, звук колеса отзываюлись громом и отдавались с четырех сторон».
Начертание «отзываюлись» указывает на то, что переделка из настоящего времени в прошедшее сделана уже в корректуре второго издания. Прокопович исправил всю фразу («стук конских копыт и колес отзывался» и т.д.) и это же чтение удержал Тихонравов. Мы вводим конъектуру: «стук копыт коня».
2) В конце повести переписчиком, очевидно, была пропущена приписка на полях: «Кузнец утонул, вот тебе на!» и т.д. Пропуск этот был замечен Гоголем и восстановлен, но в несколько другом месте (выше, после реплики бабы в казацкой свитке: сначала она была после первой реплики ткачихи). Из нового варианта выпали слова «и разинул рот, чтобы не проронить ни слова»; тем самым отпал и эффект плевка в разинутый рот; появилось: «плюнула в небритую бороду».
Как видно уже из этих примеров, при просмотре копии, а может быть и корректуры, Гоголем были внесены новые исправления. Есть они и в других местах. Поэтому мы не сочли возможным возвращаться к рукописи в ряде случаев, где с равными основаниями можно заподозреть ошибку переписчика и новую поправку Гоголя. Считаем, что пропущены переписчиком, а не исключены Гоголем в рассказе Тымиша Коростявого слова: «подоивши коров, она пришла к нему» — слова, необходимые по смыслу контекста; слова эти мы вводим в основной текст (стр.212, 18); восстанавливаем по рукописи «послышался стук и голос дюжего головы» — в печатных текстах явный пропуск «послышался голос дюжего головы» (стр.217, 12). Дальнейшие искажения текста связаны были с вмешательством цензуры, которое может быть установлено из сличения рукописи с печатным текстом. Одна из таких купюр — шутки Вакулы, крестящего чорта (стр.232, 9) — была восстановлена еще Тихонравовым. На том же основании мы вводим в основной текст слова «не выпуская хвоста» (стр.225, 31). Н.С.Тихонравов указал на возможность еще одного цензурного вмешательства — в тексте жалобы запорожцев Екатерине. Не считая возможным возвращаться к рукописной редакции всей этой реплики, мы берем по рукописи фразу: «Помилуй, мамо! зачем губишь верный народ? чем прогневили?» (считая печатный вариант цензурным искажением).
По рукописи и ВД1 сделаны также следующие, менее значительные исправления: стр.212, 12 «пришел как-то коровий пастух» (ВД2, П — «пришел какой-то коровий пастух»); стр.219, 13 «Заметно было, что он весьма не в духе» (в ВД1, ВД2, П — «было» пропущено); стр.240, 16 «вряд ли и в другом месте где найдется» (в ВД2 и П — «где» пропущено).
Из поправок Прокоповича принимаем только исправление явной описки, удержанной в отдельных изданиях «Вечеров» (стр.234, 2): «выше» вместо ошибочного «ниже».
Текст издания 1855г. вполне соответствует тексту издания 1842г., за исключением двух разночтений: в первом абзаце повести (стр.201, 10) «повалился дым» исправлено на «повалил дым» и несколько ниже «ни с сего, ни с того» исправлено на «ни с того, ни с сего» (стр.203, 8). Поправки эти могли быть сделаны и не Гоголем, а М.Н.Лихониным или другим лицом; мы удерживаем чтения предыдущих изданий и не вводим ссылок на издание 1855г. в варианты.
II
«Ночь перед Рождеством» — одна из самых сложных повестей в «Вечерах». В ней три сюжетных линии: 1) чорт и ведьма, 2) застигнутые врасплох любовники и 3) чорт и кузнец. Сплетение этих линий дано на фоне колядования.
Как эти основные элементы повести, так и ряд деталей в изложении, находят свои аналогии в народном творчестве, но подобного сплетения их в фольклоре мы не знаем.
Колядование Гоголь описывает в подстрочном примечании в самом начале повести и затем на протяжении рассказа несколько раз попутно возвращается к изображению колядующих и приводит песню «Щедрык, ведрык». В «Книге всякой всячины» на стр.224 Гоголь записал: «Колядуют накануне Рождества Христова в честь хозяина дома, молодых супругов и проч. При каждом куплете повторяются слова: «святый вечер». Щедровка перед новым годом; предметом ее — предметы священные с припевом «щедрый вечер» (Соч., 10изд., VII, стр.884).
Изображение чорта и ведьмы в общем согласно с народными представлениями. Так, самая внешность чорта (он похож у Гоголя на немца, на чиновника) изображается сходными чертами и в народных рассказах, например, в сборнике Чубинского («Труды этнографическо-статистической экспедиции в Западно-русский край, снаряженной Русским географическим обществом. Материалы и исследования, собранные П.П.Чубинским», I. СПб., 1872, стр.185, 188, 189; ср. еще В.Гнатюк. «Знадоби до галицько-руської демонольогії», I — «Етнографічний Збірник», XV. Львів, 1904, №1, II — там же, XXXIII. Львів, 1912, №13, 15, 126; «Киевская Старина» 1890, №4, стр.83).
Представления о ведьмах, о их превращениях, о полетах через трубу, о снятии ими звезд с неба отмечены у Чубинского, назв. соч., I, стр.196, 197, 198; ср. также «Киевская Старина» 1890, №1, стр.8, 60; 1896, №9, стр.47; 1901, №2, стр.224—225. В своей «Книге всякой всячины», на стр.183, Гоголь записал: «Существует поверье, что ведьмы снимают и прячут звезды» (Соч., 10 изд., VII, стр.881).
Говоря о том, что чорту осталось погулять последнюю ночь (накануне Рождества), Гоголь также опирается на народную традицию — см. «Киевская Старина» 1896, №1, стр.5—6.
Найдем в фольклоре и изображение того, как чорт через печную трубу влетает к ведьме на любовное свидание — см. «Киевская Старина» 1889, №9, 398.
Мимоходом, говоря о радости чорта, поймавшего Вакулу, Гоголь упоминает о хромом чорте: «как будет беситься хромой чорт, считавшийся между ними первым на выдумки». Это представление о хромом чорте, как о самом хитром из чертей, свойственно народной словесности. В заметке 1831г. «Хромой чорт» Гоголь говорит: «Малороссияне той веры, что [в пекле] в аде хитрее всех и умнее хромой [крывый] чорт» (Соч., 10изд., VI, стр.2).
Образ чорта у Гоголя соответствует также и образу его в вертепной драме (В.А.Розов. «Традиционные типы малорусского театра XVII—XVIIIвв. и юношеские повести Н.В.Гоголя» — «Памяти Гоголя. Сборник речей и статей». Киев, 1911, стр.124, ср. стр.115—124).
Изображение Солохи у Гоголя также более или менее соответствует образу вертепной бабы;<2> это изображение напоминает также народную песню о красавице, на которую на улице и в церкви все заглядываются.<3>
Рассказ о любовниках, спрятанных в мешки, по своему характеру близок к многочисленным народным анекдотам о попе, дьяконе и дьячке и т.п., посещающих жену мужика (см. Н.П.Андреев «Указатель сказочных сюжетов по системе Аарне». Л., 1929, стр.102, №1730). В украинских сборниках отметим следующие тексты подобного содержания: Б.Д.Гринченко. «Этнографические материалы, собранные в Черниговской и соседних с ней губерниях», II. Чернигов, 1897, №109; М.П.Драгоманов. «Малорусские народные предания и рассказы». Киев, 1876, №49 (стр.155—160), №50 (стр.160—162); В.Лесевич. «Оповідання Р.Ф.Чмихала». Львів, 1903, №58; М.Левченко. «Казки та оповідання з Поділля». У Києві, 1928, №№211, 212; И.И.Манжура. «Сказки, пословицы и т.п., записанные в Екатеринославской и Харьковской губ.» Харьков, 1890, стр.93—94; О.Роздольський. «Галицькі народнї новелї» — «Етнографічний Збірник», VIII. Львів, 1900, №7. Рассказы эти, очень живые и яркие, относятся к числу наиболее острых антипоповских анекдотов.
Воспользовавшись этим анекдотом, Гоголь, как и в других случаях, осложнил его литературными реминисценциями. Осложнено и оживлено изложение Гоголя и внесением ряда новых комических деталей; так, в одном из мешков оказывается два соперника (дьяк и Чуб), мешки попадают в руки дивчат и парубков и т.д.
История чорта и кузнеца у Гоголя сама по себе сплетена из нескольких отдельных мотивов, не комбинирующихся в таком виде в народных рассказах.
Чорт является врагом кузнеца и хочет отомстить ему; одной из причин этой вражды являются рисунки кузнеца, обидные для чорта. Аналогичный рассказ записал В.Н.Перетц («Деревня Будогоща и ее предания» — «Живая Старина» 1894, №1, стр.12—13).
Сходные рассказы, но обычно без такой четкой мотивировки вражды чорта к кузнецу: баллада Л.Боровиковского «Кузнец» («Отечественные Записки» 1840, №2, стр.42—51); Гнатюк, назв. соч., I, №17; Савва-Сулхан Орбелиани. «Книга мудрости и лжи», СПб., 1878, стр.84, №75; П.В.Шейн. «Материалы для изучения быта и языка русского населения северо-западного края», II. СПб., 1893, стр.144. О демонологических мотивах, связанных с кузнецами, см. также статью Вас. Гиппиуса «Коваль Кузьма-Демьян у фольклорі» — «Етнографічний Вісник» 1929, №8 (здесь и ссылки на литературу).
Изображение знахаря Пацюка лишь в общих чертах напоминает народные представления о колдунах (см., например, Гнатюк, назв. соч., I, стр.199—251, №№317—371); более близкие и конкретные соответствия нам неизвестны. Повидимому, фигура Пацюка является созданием самого Гоголя.
Договор с чортом о продаже души (см. комментарии к «Пропавшей грамоте») широко распространен в устной традиции (откуда проник и в литературу — вспомним легенды о Теофиле, о Фаусте, о Твардовском).
Сцена с одураченным чортом, быть может, восходит к одной из вертепных сцен: два чорта садятся на спину заснувшему казаку и хотят задушить его; казак ловит одного из чертей за хвост и заставляет плясать (В.А.Розов, назв. соч., стр.109).
Наконец, поездка Вакулы верхом на чорте в Петербург и обратно в течение одной ночи восходит к легендарному сказанию, известному и в житийной литературе (легенды об Антонии Римлянине и об Иоанне Новгородском) и в устной традиции: заключенный в какой-либо сосуд (рукомойник и т.п.) чорт в одну ночь везет на себе святого в Иерусалим и т.п. (см. Н.П.Андреев. «Указатель сказочных сюжетов по системе Аарне». Л., 1929, стр.59, №841, I. Ср. также Б.Д.Гринченко. «Из уст народа». Киев, 1900, №133 — только рассказ о бесе, закрещенном в кувшинчике). Аналогичную легенду предполагал использовать Пушкин в своей лицейской поэме «Монах», придав легендарному сюжету «вольный» характер.
Гоголь также заменяет чисто легендарное, житийное изложение реалистически-юмористическим и придает рассказу новый характер: нигде в народных и в старинных литературных легендах путешествия за черевичками мы не найдем. Этот эпизод позволил Гоголю дать изображение депутации запорожцев у Екатерины; тем самым и Вакула связывается, между прочим, с традиционными запорожцами.
Исторический фон, едва намеченный в других повестях «Вечеров» беглыми упоминаниями о популярных деятелях и событиях, дан в «Ночи перед Рождеством» с гораздо большей определенностью и конкретизован в эпизоде посещения кузнецом дворца ЕкатериныII. Источники, которыми пользовался Гоголь в разработке этого эпизода, построенного в манере Вальтер-Скотта,<4> восходят, вероятно, к устной традиции: содержащиеся в речах запорожцев намеки касаются исторических событий, памятных современникам писателя. «Напасти», на которые жалуются делегаты (постройка крепостей, проекты ликвидации запорожского войска с заменой его регулярными «карабинерными полками»), характеризовали общую политику самодержавия, направленную к национальному угнетению украинцев. Слухи о «новых напастях», касались, конечно, плана уничтожения Запорожской Сечи, приведенного в исполнение в 1775г. Протестуя против национального угнетения, делегаты, а вместе с ними и автор, указывали на верность запорожского войска государственным интересам России, — имелось в виду участие в турецких войнах, завершившихся покорением Крыма (1774г.).
Библиографическая справка
Н.С.Тихонравов. «Ночь перед Рождеством» (комментарий в «Сочинениях Н.В.Гоголя. Издание десятое», т.I. М., 1889, стр.542—555).
В.А.Розов. «Традиционные типы малорусского театра XVII—XVIIIвв. и юношеские повести Н.В.Гоголя» — «Памяти Н.В.Гоголя. Сборник речей и статей». Киев, 1911, стр.99—169.
———
<1> На стр.86 об. (то есть непосредственно перед текстом повести) набросан столбцом следующий список отдельных слов: [кобеняк], черевики, кожух, кобеняк, видлога, гаман, [мешки], паляница, скрыня, швець, намитка, шибеник.
Это — выписки (сделанные, быть может, по памяти) из «Ночи перед Рождеством» для «Словарика» ко второй книжке «Вечеров», в который они все вошли.
<2> Евген Марковський. «Український вертеп», I. У Києві, 1929, стр.17—18 и фигура №7, 4. Н.И.Петров указывает, между прочим, на особое значение того факта, что Солоха — вдова кузнеца, так как кузнецы нередко водятся с нечистой силой; нам кажется, что это обстоятельство особого значения не имеет (Н.И.Петров. «Южно-русский народный элемент в ранних произведениях Гоголя» — «Памяти Гоголя. Научно-литературный сборник, изданный Историческим обществом Нестора-летописца, под ред. Н.П.Дашкевича». Киев, 1902, отд.II, стр.65).
<3> П.В.Шейн. «Великорусс в своих песнях, обрядах, обычаях, верованиях, сказках, легендах и т.п.», I. СПб., 1900, стр.176, №677; стр.150, №587.
<4> Характерна в этом отношении одна частность: по примеру шотландского романиста, обычно выводившего в свите государя кого-либо из знаменитых ученых или писателей, Гоголь обрисовал в толпе придворных ЕкатериныII, не называя его по имени, Д.И.Фонвизина.
|
