Гоголь Николай Васильевич
 VelChel.ru 
Биография
Хронология
Галерея
Семья
Герб рода Гоголей
Памятники Гоголю
Афоризмы Гоголя
Ревизор
Миргород
Мертвые души
Повести
Пьесы
Поэзия
Публицистика
О творчестве
Об авторе
  · Авенариус В. П. Чем был для Гоголя Пушкин
  · Авенариус В.П. Гоголь-гимназист
  … Глава первая. Домоклов меч и расстрига Спиридон
  … Глава вторая. Как была подстрелена ласточка
  … Глава третья. У Юпитера-Громовержца
  … Глава четвертая. Дошутился
… Глава пятая. Умоисступление или притворство?
  … Глава шестая. Новый друг, но лучше ли старых двух?
  … Глава седьмая. Как был пущен «гусар»
  … Глава восьмая. На вакации!
  … Глава девятая. В родном гнезде
  … Глава десятая. Васильевская Аркадия
  … Глава одиннадцатая. Семейная хроника
  … Глава двенадцатая. Генеральная репетиция «Простака»
  … Глава тринадцатая. Читатели знакомятся с самим «кибинцским царьком»
  … Глава четырнадцатая. За бортом
  … Глава пятнадцатая. Доморощенный финал
  … Глава шестнадцатая. Медведь танцует
  … Глава семнадцатая. Горе надвигается
  … Глава восемнадцатая. Осиротел
  · Авенариус В.П. Гоголь-студент
  · Авенариус В.П. Школа жизни великого юмориста
  · Айхенвальд Ю.И. Гоголь
Оглавление
Ссылки
 
Гоголь Николай Васильевич

Статьи об авторе » Авенариус В.П. Гоголь-гимназист » Глава пятая
» Умоисступление или притворство?

Глава пятая

Умоисступление или притворство?

Пока воспитанники по окончании послеобеденных уроков, в ожидании вечернего чая, предавались «свободному отдохновению» в рекреационном зале на одном конце соединительного коридора между двумя флигелями второго этажа, на другом конце того же коридора, в конференц-зале, весь учебно-воспитательный персонал собрался на экстренное заседание для решения судьбы одного из них. Естественно, что товарищам подсудимого было очень любопытно знать, что творится за закрытыми дверьми судилища. Поэтому, когда через рекреационный зал промелькнула к конференц-залу стройная, щеголеватая фигура инспектора Кирилла Абрамовича Моисеева, молодежь нагнала его, обступила кругом и осыпала вопросами.

- Ничего, ничего, господа, покуда не решено, - уклонился Моисеев, отмахиваясь пачкой бумаги, бывшей у него в руках. - Будут рассматривать еще вот кондуитные списки.

- А! Так это наши кондуиты? Покажите их нам, Кирилл Абрамович! Кто из нас в чем проштрафился?

Должность инспектора в нежинской гимназии не оплачивалась особым жалованьем, а предоставляла исполнявшему ее только казенную квартиру. Так как в те времена квартиры в глухой провинции были вообще крайне дешевы, то Моисеев, молодой еще профессор истории, географии и статистики, принял два года назад должность инспектора не столько из материального расчета, сколько из одолжения к директору Орлаю, и относился к своим инспекторским обязанностям довольно равнодушно. Во время обеда он, действительно, выстаивал аккуратно около обедающих, чтобы своим присутствием поддерживать между ними некоторый порядок. Но замечаний от него почти никто не слышал, а за пять минут до молитвы он тихомолком исчезал и затем появлялся только на несколько минут в «музеях», да в полночь на цыпочках, скрипя своими модными сапогами, обходил дозором спальни. С воспитанниками, особенно двух старших возрастов, он был всегда формально-вежлив, на лекциях своих иногда одушевлялся, любил блеснуть остроумием; но в качестве инспектора как бы нарочно стушевывался, чтобы не вторгаться без надобности в область директора и надзирателей.

- Отчего не показать, - сказал он, развертывая свою бумажную пачку, - взглянуть на себя в этакое зеркало каждому из вас даже назидательно. Об одном только прошу: руки подальше; истреплете мне еще все листы.

Столпившиеся вокруг него гимназисты наперерыв старались заглянуть в кондуиты - листы синеватой бумаги, исписанные кругом разными почерками трех надзирателей: отставного капитана Павлова, немца Зельднера и француза Амана.

Школьные провинности и наказания постоянно чередовались и повторялись. «За небережливость казенных книг», «за нерадение к тетрадям», «за неопрятность», «за шум во время чтения Евангелия», «за крик во время рисовального класса», «за шалость и грубые шутки», «за неблагопристойность и драку», «за то, что шумел, бранился и давал дулю» - виновные оставлялись без булки, без чая, без одного, без двух блюд, или просто на хлебе и воде, стояли по часу, по два в углу, либо на коленях.

- А что, Кирилл Абрамович, ведь мы, оказывается, стараемся для казны, - заметил один из шалунов.

- Как так?

- Да как же, вон какая экономия, особенно на чае: «без трех стаканов», «без пяти стаканов», «без семи стаканов»! И начальство зело одобряет, ибо прямо так и аттестует «за отлично-дурное поведение».

- А я все же, кажется, всех отличнее, - похвалился Григоров, - мне вон, я вижу, Егор Иванович посвятил целую рацею. Нельзя ли прочесть, Кирилл Абрамович?

- Извольте: «Григоров за насмешки надо мной был поставлен в угол, потом за непослушность я ему приказал стоять на коленях, но он упрямился, не хотел стоять и мне нагрубил удивительным образом; за то он был без ужина, на другой же день без чая и без обеда».

- С подлинным верно, - подтвердил Григоров. - И только?

- Нет, на другой же день тут о вас такой отзыв: «Григоров объявил мне, что он не будет стараться о хорошего поведения, и когда он видел, что я ему положенного наказания не прощаю, он начинал, или, лучше сказать, продолжал свою грубость против меня, сказавши мне много колких слов, в которых он весьма силен».

- Ну, спасибо Егору Ивановичу: хоть напоследок воздал по заслугам.

- А есть ли здесь что и об Яновском? - спросил Данилевский, который о предстоящей участи своего друга беспокоился, казалось, даже более самого Гоголя.

- Есть, хотя и немного, - отвечал Кирилл Абрамович, - вон тут говорится, что «Яновский был без чая за то, что занимался во время класса священника игрушками»<1>. Но в тихих омутах, вы знаете, что водится? Однако вы задержали меня, господа: на конференции меня, верно, уже ждут не дождутся.

И, наскоро сложив свои кондуиты, он удалился.

- А что, братцы, к чему его могут присудить? - принялись толковать меж собой товарищи Гоголя, тогда как сам он за все время хоть бы слово проронил, точно дело шло вовсе не о нем.

- Посадят опять денька на два на пищу святого Антония...

- А то накормят и березовой кашей, - заметил Григоров.

- Ну, уж это дудки! - вскинулся Гоголь. - В пятом классе об этом речи быть не может.

Но, как он ни храбрился, на душе у него все-таки кошки скребли. Все школьные прегрешения его, в совокупности взятые, могли, чего доброго, вызвать какую-нибудь крупную кару. И предчувствие его не обмануло.

На коридорных часах пробило пять, урочный час вечернего чая. Но, вместо сторожа-«звонаря», колокольчиком еще особо возвещавшего об этом, в рекреационный зал вошли целых четыре сторожа-инвалида: двое тащили простую, длинную скамью, двое других несли каждый по пучку «березовой каши». За ликторами в дверях показалась взъерошенная голова надзирателя Зельднера.

- Ага, Яновский! Кто был прав? - сказал Григоров. Доброго аппетита!

- Как тебе не стыдно, Григоров! - укорил его Данилевский. - Господа! Уйдемте отсюда, чтобы не быть хоть свидетелями этого позора.

- Уйдемте, уйдемте! - подхватило несколько голосов.

- Господин директор не велел никому уходить! - объявил Зельднер, становясь сам около принесенной скамьи. - А вы, Яновский, ступайте-ка сюда и снимите сюртук. Пожалуйста, без церемоний.

Надзиратель подал ликторам знак - помочь осужденному. Но тот, бледный как смерть, точно прирос к полу.

- Nun, wird's bald? Aber was ist Ihnen<2>, Яновский?

Черты Гоголя внезапно исказились, и он с пронзительным, не человеческим воплем грохнулся на пол. Поднялся общий переполох.

- Воды! Воды! - крикнул Орлай, входивший в зал во главе членов конференции.

С выкатившимися белками глаз Гоголь бился на полу и хрипел сквозь оскаленные зубы:

- Бейте меня!.. Мучьте... режьте... Жила по жиле... капля по капле...

- Оставьте, господа. Не троньте его пока! - говорил Иван Семенович воспитанникам, которые, участливо столпившись около распростертого товарища, хотели приподнять его. - Где же вода-то?

Вода была подана; но едва лишь холодная струя брызнула в лицо Гоголя, как он с прежним диким криком вскочил с пола, схватил поданный кем-то стул и стал размахивать им в воздухе с таким остервенением, что все кругом попятились назад.

- Режьте меня!.. Бейте!.. - завопил он и с таким азартом хватил стулом об пол, что отлетела ножка. - Бедная маменька! Бедная, бедная! До смерти замучили единственного сына...

И, скрежеща зубами, с пеной у рта, он снова повалился на пол.

- Отнесите-ка его в лазарет, - приказал Орлай четырем сторожам, и те не без опаски принялись подымать больного с пола. - Осторожней вы, осторожней!

- Со страха, видно, помешался, - вполголоса рассуждали меж собой не на шутку перепуганные наставники и гимназисты.


<1> Приведенное в кавычках взято буквально из подлинных «кондуитных списков» нежинской гимназии.
<2> Ну, скоро ли? Но что с вами... (нем.)
Страница :    << [1] 2 > >
 
 
   © Copyright © 2024 Великие Люди  -  Николай Васильевич Гоголь | разместить объявление бесплатно